Неожиданно Мысловский сел на плиту, свесив ноги над пропастью: «Всё. Здесь хорошо. Я больше не пойду». Посмотрели на манометр. Так и есть – кончился кислород. Такая реакция вполне объяснима.
Бершов отдал ему свой баллон и вскоре почувствовал, что значит остаться без живительного газа на подобной высоте: «Мерзнут руки, ноги, лицо, глаза (даже не подозревал, что такое возможно). Ненужную теперь маску я снял – тут же стало прихватывать нос, смерзлись ресницы. Иду уже не так бодро. Заторможенность в движениях, в мыслях».
С трудом уговорили Эдика продолжить путь. Он сердится, уверен, что в задержке виноват Балыбердин, не понимая, что тот идет следом и страхует его. Типичные симптомы горной болезни. Хотя он вновь дышит кислородом, организм не в состоянии полностью восстановиться на такой высоте.
Наконец дошли до более или менее ровного места. Сняв рукавицы, Туркевич начал надевать Мысловскому и Балыбердину кошки. Руки приходилось отогревать каждую минуту: пальцы мгновенно прилипали к металлу. «Переодевание» заняло ещё полчаса столь ценного теперь времени.
В четыре утра луна окончательно скрылась за горизонтом. Все погрузилось в кромешную тьму. Идущий впереди Туркевич подсвечивал путь фонариком. Спускаться стало невыносимо трудно. Но они упрямо почти на ощупь (батарейка фонарика от мороза постепенно садилась) продолжали путь к спасительному пятому лагерю, где с тревогой и нетерпением ждали их Иванов и Ефимов.
...Оставшись без рации после ухода из лагеря Бершова и Туркевича, они не знали, что происходит наверху. Оставалось только ждать. Изредка Сергей Ефимов высовывался из палатки, прислушивался и кричал. Неизвестность не давала покоя. Оделись, прошли несколько сот метров. За Западным гребнем не видно последнего отрезка пути к вершине. Дальше идти без кислорода нет смысла, а тратить его нельзя.
Четверки не видно и не слышно. Больше всего их беспокоило, что возвращающиеся с вершины восходители могут проскочить место схода с гребня к пятому лагерю. Тогда все может кончиться очень плохо. Иванов и Ефимов снова и снова кричали в надежде, что это поможет сориентироваться их товарищам. В ответ ни звука. Вернулись в палатку. Разожгли примус, сварили овсяную кашу. Добавили в неё красной икры (соли не было) и, не торопясь съели это весьма своеобразное блюдо. Почти мгновенно наступил рассвет, залив все вокруг зеленовато-голубоватым светом. Настроение улучшилось. Даже сил вроде бы прибавилось.Начали готовиться к выходу из лагеря. Было пять тридцать утра, когда они неожиданно для себя услышали голоса. Первым в палатку ввалился Бершов.
– Живы?
– Живы.
– Были?
– Были.
За ним появился Туркевич. Вчетвером помогли забраться в палатку Мысловскому и Балыбердину. Почти сутки проходили они в связке по Эвересту – восемь часов к вершине, пятнадцать – к лагерю V. Это был долгий и бесконечно трудный путь. Пожалуй, самый трудный в их спортивной жизни.
Вот, что напишет позже в своем дневнике Владимир Балыбердин. Напишет откровенно, не боясь в какой-то степени принизить цену своей победы над Эверестом:
«Не знаю, сколько ещё времени я мог бы продержаться. Когда у меня кончился кислород (тот, что принесли Бершов и Туркевич. – Д.М.), я отдыхал через каждые несколько метров. Не было ощущения, что вот-вот кончатся силы. Они давно уже кончились. Организм вошел в режим какого-то безразличного состояния, когда непонятно, то ли он будет работать бесконечно, как вечный двигатель, без притока внешней энергии, то ли внезапно откажет в совершенно непредвиденный момент. Казалось, что в палатку я вполз на самом последнем пределе. Но где этот последний предел? И что после него? Пожалуй, никогда за свою альпинистскую жизнь я не был так близок к концу. И до сих пор не могу толком понять, в чем причина, где ошибка...»
Наконец вся четверка оказалась в тепле палатки, где есть еда, есть питьё. Где можно отдыхать, не двигаясь и не боясь замерзнуть. Иванов и Ефимов помогли раздеться Балыбердину и Мысловскому. У Эдика почернели фаланги пальцев на руках и ногах. Состояние Володи намного лучше. Хотя пальцы онемели, их цвет нормальный – значит, через несколько дней они полностью восстановятся.
В тепле палатки рация отогрелась и «ожила», сообщили на Базу об успешном ночном штурме Эвереста. Попросили на связь Света Орловского, нужен был его квалифицированный совет. В пятом лагере, как, впрочем, и в остальных, находилось все необходимое для оказания первой помощи при обморожениях и травмах. По рекомендации доктора Бершов отобрал нужные таблетки, сделал Мысловскому сосудорасширяющие уколы. Ребята постепенно приходили в себя и вскоре задремали.
Шестерым в палатке слишком тесно. Выбравшись наружу, Иванов и Ефимов долго провозились, пытаясь надеть на морозе кошки. Ничего не получилось, снова забрались в палатку. За двадцать минут изменились до неузнаваемости: лица покрылись инеем, насквозь промерзла одежда. В тепле им удалось наконец привязать непокорные кошки к ботинкам.
В 6.30 Валентин Иванов и Сергей Ефимов, взяв по два неприкосновенных баллона (этого хватит при расходе два литра кислорода в минуту примерно на десять часов работы), вышли из лагеря V.
Валентин Иванов. 40 лет. Капитан Гималайской сборной. «Снежный барс». Одиннадцать раз поднимался на семитысячники Советского Союза, из них – семь раз руководителем, четыре раза по маршрутам высшей категории трудности. Пять маршрутов – первопрохождение. Проходил сложнейшие скальные маршруты во Французских Альпах, покорил самый северный шеститысячник планеты Мак-Кинли (6193м) на Аляске.
Словом, Валентин – один из самых именитых советских восходителей. Впрочем, его путь в большой спорт поначалу не был усеян лаврами. В детстве пытался серьёзно заниматься плаванием и бегом, но его, по его же чистосердечному признанию, «отовсюду с треском выгоняли и советовали попробовать себя разве что в шашках или шахматах».
Поступив в Московское высшее техническое училище имени Н.Э. Баумана, вместе с сокурсниками записался в секцию альпинизма. «О больших достижениях я тогда и не мечтал. Просто хотел хотя бы раз побывать в настоящих горах», – вспоминает Иванов.
Там Валентин познакомился со своей будущей женой Татьяной (Она теперь тоже опытный и известный восходитель. Неоднократно бывала на памирских семитысячниках, но до звания «Снежного барса» ей не хватает тяньшанского пика Победы). Их дочери Ирина (15 лет) и Светлана (8 лет), хотя и любят горы (родители всегда берут их с собой), всё же предпочитают заниматься плаванием и хореографией.
Валентин Иванов возглавляет один из секторов Института высоких температур Академии наук СССР. В свободное от работы время любит повозиться с дочками и придумать очередное «усовершенствование» в квартире. «Хозяйственный, покоя никому не дает», – говорит о домашнем рационализаторстве мужа Татьяна.
Сергей Ефимов родился в 1944 году в Свердловске. В школе увлекался разными видами спорта – бегал на лыжах и коньках, играл в футбол и баскетбол. Поступив в Уральский политехнический институт, пришёл как-то в секцию альпинизма. С тех пор большая часть его свободного времени связана с горами. Сначала занимался скалолазанием, потом увлекся высотным альпинизмом.
Неоднократный чемпион страны. Шесть раз поднимался на семитысячники Советского Союза. Побывал на вершинах знаменитых Мак-Кинли и Монблана.
Вот как объясняет успехи Сергея его первый тренер: «Он обладает удивительным хладнокровием. Прибавьте к этому решимость, умение добиваться своего, но не очертя голову, а с расчетом, со скидкой на погоду, с думой о безопасности продвижения по трудному пути».
Сергей – специалист на все руки. Разработал технологию пошива пуховых жилетов для гималайской экспедиции. Участвовал в создании новой конструкции кошек, ледовых крючьев, «автоклавов», которые вдвое экономят топливо.
«Организованный, отзывчивый, честный, веселый, коммуникабельный», – так характеризуют его психологи, принимавшие участие в подготовке экспедиции. Недаром Сергей – всеобщий любимец. Он отлично рисует, играет на гитаре и неплохо поет, хорошо фотографирует и ведет подробные дневники своих восхождений.
После окончания института Ефимов остался там же работать. Он занимается научной работой на кафедре экспериментальной физики. Жена и дочка, хотя и не разделяют его любви к горам, но, по словам Сергея, «уже давно поняли, что ничего тут не поделаешь, и смирились».